Неточные совпадения
И точно: час без малого
Последыш говорил!
Язык его не слушался:
Старик слюною брызгался,
Шипел! И так расстроился,
Что правый глаз задергало,
А левый вдруг расширился
И — круглый, как у филина, —
Вертелся колесом.
Права свои дворянские,
Веками освященные,
Заслуги,
имя древнееПомещик поминал,
Царевым гневом, Божиим
Грозил крестьянам, ежели
Взбунтуются они,
И накрепко приказывал,
Чтоб пустяков не думала,
Не баловалась вотчина,
А слушалась господ!
А если и действительно
Свой долг мы ложно поняли
И наше назначение
Не в том, чтоб
имя древнее,
Достоинство дворянское
Поддерживать охотою,
Пирами, всякой роскошью
И жить чужим трудом,
Так надо было ранее
Сказать… Чему учился я?
Что видел я вокруг?..
Коптил я небо Божие,
Носил ливрею царскую.
Сорил казну народную
И думал век так жить…
И вдруг… Владыко праведный...
Какой-то начетчик запел на реках вавилонских [«На реках вавилонских» — по библейскому преданию, песнь
древних евреев.] и, заплакав, не мог кончить; кто-то произнес
имя стрельчихи Домашки, но отклика ниоткуда не последовало.
Когда я при них произнес: «Корея», они толпой повторили: «Кори, Кори!» — и тут же, чрез отца Аввакума, объяснили, что это
имя их
древнего королевского дома.
Признаться надлежит, скудости ради своей, язык наш на сказанное недостаточен весьма, и нужно для того, чтобы они неизвестные
имена вещам в мозгу своем сооружали; или, если употребят
древние, то испортят истинный смысл, чего наипаче опасаемся в писаниях священных в рассуждении их важности.
Кто знает, может быть, теперешнего швейцара звали вовсе не Порфирием, а просто Иваном или Трофимом, но так как екатерининские швейцары продолжали сотни лет носить одну и ту же ливрею, а юнкера старших поколений последовательно передавали младшим
древнее, привычное
имя Порфирия Первого, то и сделалось
имя собственное Порфирий не
именем, а как бы званием, чином или титулом, который покорно наследовали новые поколения екатерининских швейцаров.
Но чего стоят вялые и беспомощные стишки? И настоящее
имя ее совсем не Юлия, а скорее Геба, Гера, Юнона, Церера или другое величественное
имя из
древней мифологии.
Жандармский ключ бежал по дну глубокого оврага, спускаясь к Оке, овраг отрезал от города поле, названное
именем древнего бога — Ярило. На этом поле, по семикам, городское мещанство устраивало гулянье; бабушка говорила мне, что в годы ее молодости народ еще веровал Яриле и приносил ему жертву: брали колесо, обвертывали его смоленой паклей и, пустив под гору, с криками, с песнями, следили — докатится ли огненное колесо до Оки. Если докатится, бог Ярило принял жертву: лето будет солнечное и счастливое.
Прелестный вид, представившийся глазам его, был общий, губернский, форменный: плохо выкрашенная каланча, с подвижным полицейским солдатом наверху, первая бросилась в глаза; собор
древней постройки виднелся из-за длинного и, разумеется, желтого здания присутственных мест, воздвигнутого в известном штиле; потом две-три приходские церкви, из которых каждая представляла две-три эпохи архитектуры:
древние византийские стены украшались греческим порталом, или готическими окнами, или тем и другим вместе; потом дом губернатора с сенями, украшенными жандармом и двумя-тремя просителями из бородачей; наконец, обывательские дома, совершенно те же, как во всех наших городах, с чахоточными колоннами, прилепленными к самой стене, с мезонином, не обитаемым зимою от итальянского окна во всю стену, с флигелем, закопченным, в котором помещается дворня, с конюшней, в которой хранятся лошади; дома эти, как водится, были куплены вежливыми кавалерами на дамские
имена; немного наискось тянулся гостиный двор, белый снаружи, темный внутри, вечно сырой и холодный; в нем можно было все найти — коленкоры, кисеи, пиконеты, — все, кроме того, что нужно купить.
Также искал он мудрости в тайнодействиях
древних языческих верований и потому посещал капища и приносил жертвы: могущественному Ваалу-Либанону, которого чтили под
именем Мелькарта, бога созидания и разрушения, покровителя мореплавания, в Тире и Сидоне, называли Аммоном в оазисе Сивах, где идол его кивал головою, указывая пути праздничным шествиям, Бэлом у халдеев, Молохом у хананеев; поклонялся также жене его — грозной и сладострастной Астарте, имевшей в других храмах
имена Иштар, Исаар, Ваальтис, Ашера, Истар-Белит и Атаргатис.
Царь Соломон не достиг еще среднего возраста — сорока пяти лет, — а слава о его мудрости и красоте, о великолепии его жизни и пышности его двора распространилась далеко за пределами Палестины. В Ассирии и Финикии, в Верхнем и Нижнем Египте, от
древней Тавризы до Иемена и от Исмара до Персеполя, на побережье Черного моря и на островах Средиземного — с удивлением произносили его
имя, потому что не было подобного ему между царями во все дни его.
Во граде Святого Петра воскресали для них священные тени Героев и мудрецов Греческих; во граде Святого Петра юные сердца их бились при
имени Термопил и Маратона; во граде Святого Петра они беседовали с Платоном и Ксенофонтом; воображая
древнюю славу Греции, стремились душою к святым местам ее; воображая настоящее унижение страны их, радовались пребыванию своему в стране великих дел и Героев.
Уже орлы наши парили под небесами Востока; уже крылатая молва несла в страны Великого Могола
имя Российской Монархини; уже воинство наше, то подымаясь к облакам на хребте гор туманных, то опускаясь в глубокие долины, дошло до славных врат Каспийских; уже стена Кавказская, памятник величия
древних Монархов Персии, расступилась перед оным; уже смелый вождь его приял сребряные ключи Дербента из рук старца, который в юности своей вручал их Петру Великому, и сей град, основанный, по восточному преданию, Александром Македонским, осенился знаменами Екатерины… когда всемогущая Судьба пресекла дни Монархини и течение побед Ее.
Те, которые в несчастном отечестве своем не узнали бы, может быть, никогда славной его Истории, великих
имен ее и самого
древнего языка их, научались во глубине Севера гордиться своим происхождением.
Академия Художеств существовала в России едва ли не одним
именем; Екатерина даровала ей истинное бытие, законы и права, взяв ее под личное Свое покровительство, в совершенной независимости от всех других властей; основала при ней воспитательное училище, ободряла таланты юных художников; посылала их в отчизну Искусства, вникать в красоты его среди величественных остатков древности, там, где самый воздух вливает, кажется, в грудь чувство изящного, ибо оно есть чувство народное; где Рафаэль, ученик
древних, превзошел своих учителей, и где Микель Анджело один сравнялся с ними во всех Искусствах.
До всенощной ходили осматривать стены, кладбище; лазили на площадку западной башни, ту самую, откуда в
древние времена наши предки следили движения, и последний Новик открыл так поздно
имя свое и судьбу свою и свое изгнанническое
имя.
В стране, где долго, долго брани
Ужасный гул не умолкал,
Где повелительные грани
Стамбулу русский указал,
Где старый наш орел двуглавый
Еще шумит минувшей славой,
Встречал я посреди степей
Над рубежами
древних станов
Телеги мирные цыганов,
Смиренной вольности детей.
За их ленивыми толпами
В пустынях часто я бродил,
Простую пищу их делил
И засыпал пред их огнями.
В походах медленных любил
Их песен радостные гулы —
И долго милой Мариулы
Я
имя нежное твердил.
На Шихане числится шесть тысяч жителей, в Заречье около семисот. Кроме монастыря, есть еще две церкви: новый, чистенький и белый собор во
имя Петра и Павла и
древняя деревянная церковка Николая Мирликийского, о пяти разноцветных главах-луковицах, с кирпичными контрфорсами по бокам и приземистой колокольней, подобной кринолину и недавно выкрашенной в синий и желтый цвета.
Сей витязь [Сей витязь — Александр Невский.] добродетельный, драгоценный остаток
древнего геройства князей варяжских, заслужив
имя бессмертное с верною новогородскою дружиною, храбрый и счастливый между нами, оставил здесь и славу и счастие, когда предпочел
имя великого князя России
имени новогородского полководца: не величие, но унижение и горесть ожидали Александра во Владимире — и тот, кто на берегах Невы давал законы храбрым ливонским рыцарям, должен был упасть к ногам Сартака.
Летописи
древние сохранили
имена некоторых великих жен славянских: клянись мне превзойти их!
[В Новегороде было еще обыкновение называться
древними славянскими
именами.
Нет, благодарность наша торжествует, доколе народ во
имя отечества собирается пред домом Ярослава и, смотря на сии
древние стены, говорит с любовию: «Там жил друг наш!»
Дух Ярославов оскорбился бы в небесных селениях, если бы мы не умели сохранить
древних нрав, освященных его
именем.
Царствуй с мудростию и славою, залечи глубокие язвы России, сделай подданных своих и наших братии счастливыми — и если когда-нибудь соединенные твои княжества превзойдут славою Новгород, если мы позавидуем благоденствию твоего народа, если всевышний накажет нас раздорами, бедствиями, унижением, тогда — клянемся
именем отечества и свободы! — тогда приидем не в столицу польскую, но в царственный град Москву, как некогда
древние новогородцы пришли к храброму Рюрику; и скажем — не Казимиру, но тебе: «Владей нами!
Старая барыня, у которой он жил в дворниках, во всем следовала
древним обычаям и прислугу держала многочисленную: в доме у ней находились не только прачки, швеи, столяры, портные и портнихи, был даже один шорник, он же считался ветеринарным врачом и лекарем для людей, был домашний лекарь для госпожи, был, наконец, один башмачник, по
имени Капитон Климов, пьяница горький.
В одном славном и
древнем городе жил богатый и старый купец, по
имени Бальтасар. Он женился на прекрасной юной девице, — ибо бес, сильный и над молодыми и над старыми, представил ему прелести этой Девицы в столь очаровательном свете, что старик не мог воспротивиться их обаянию.
Ко
древним Афинам, как ворон, молва
Неслась пред ладьями моими,
На мраморной лапе пирейского льва
Мечом я насёк моё
имя!
Мысли, собранные здесь, принадлежат самым разнообразным авторам, начиная с браминской, конфуцианской, буддийской письменности, и до евангелия, посланий и многих, многих как
древних, так и новых мыслителей. Большинство этих мыслей, как при переводах, так и при переделке, подверглись такому изменению, что я нахожу неудобным подписывать их
именами их авторов. Лучшие из этих неподписанных мыслей принадлежат не мне, а величайшим мудрецам мира.
Выше ее стоит
Древний, чье
имя да будет благословенно (= кефер), основа тайны.
Zohar, III, 289 a, Idra zouta (de Pauly, VI, 86): «
Имя Древнего сокрыто для всех и недоступно (insaisissable)…
Имя святое зараз сокрыто и открыто».
По этой причине святый
Древний носит
имя En soph (Neant), ибо само ничто зависит от него (Zohar, III, 288. De Pauly, VI, 83).
— Красота-то где будет церковная? Ведь без малого двести годов сияла она в наших часовнях, двести годов творились в них молитвы по
древнему чину за всех христиан православных… И того лишиться должны!.. Распу́дится наше словесное стадо, смолкнет пение за вся человеки и к тому не обновится…
Древнее молчание настанет… В вертепах и пропастях земных за
имя Христово придется нам укрываться…
Недаром называли Диониса «многообразным» и «многоликим»; недаром уже
древние писатели высказывали мнение, что под
именем Диониса-Вакха существовало несколько совершенно различных богов.
Сорбонна была настолько еще в тисках старых традиций, что в ней не было даже особой кафедры старого французского языка. И эту кафедру, заведенную опять-таки в College de France, занимал ученый, в те годы уже знаменитый специалист Paulin Paris, отец Гастона, к которому перешла потом кафедра отца. У него впоследствии учились многие наши филологи и лингвисты.
Именами вообще College de France щеголял сравнительно с
древней Сорбонной.
Мне надо было брать два билета — по двум курсам, и их содержание до сих пор чрезвычайно отчетливо сохранилось в моей памяти:"О давности в уголовных делах", и о той форме суда присяжных в
древнем Риме, которая известна была под
именем"Questiones perpetuae".
Так называется у нас Фомина неделя, у
древних же россиян это
имя носил праздник в честь весны, совпадавший по времени как раз с Фоминой неделей.
Надо вам сказать, мой милый,] — продолжал он грустным и мерным голосом человека, который сбирается рассказывать длинную историю, — que notre nom est l’un des plus anciens de la France. [ — что
имя наше одно из самых
древних во Франции.]